— Ваше имя.

— Суворова Ирина Петровна.

— Охарактеризуйте двух других претенденток на должность моего секретаря, Ирина Петровна. Одним словом. Каждую.

Она пристально оглядывает Мару с блондинкой поверх своих кошмарных очков и коротко припечатывает:

— Вертушка и потаскушка.

— Что?! — вспыхивает блондинка. — Чего это я потаскушка сразу?

— А с чего вы решили, что это было именно о вас? — невозмутимо парирует Ирина Петровна. — Но раз царапнуло, значит и про вас тоже угадала. Правда — она такая. Везде дорогу к совести найдет, как от нее ни бегай.

— Тогда мы тоже ее охарактеризуем, это будет честно, Владан! — сердито шипит Маританна.

— Не спорю, — пожимаю плечами.

— Эта мадам — деревенщина, которая любит давить на жалость! И еще неизвестно, есть ли на самом деле у нее внучка-сирота или это просто для антуража! — и добавляет с просительно-капризной ноткой: — Надеюсь, обратно в город ты меня подвезешь, Владан? Я ногу подвернула, жутко болит!

— Ладно.

Ирина Петровна каменно поворачивается ко мне.

— Интересно у вас собеседования проходят, Владан Романович. Я, пожалуй, пойду. Как я понимаю, вы всë равно свою знакомую возмете, так что...

— Вот именно! — фыркает Маританна, поглядывая на меня в поисках поощрительной реакции.

Но как только Ирина Петровна делает шаг в сторону двери, я небрежно сообщаю:

— Вы приняты.

— Что? — женщина удивленно оборачивается, а лица девушек вытягиваются в сильнейшем разочаровании. — Я не ослышалась?

— Не ослышались. Вы мне подходите.

Ирина Петровна немного комично изгибает бровь поверх очков, и у меня мелькает мысль, что Дашке моя новая секретарша определенно понравится.

♀️Глава 31. Кровный подарок судьбы

Даша

— Раиса, ты?

Бывшая санитарка смотрит на мою мать с изумленным неверием, а я так и вовсе пребываю в глубокой прострации. А в голове эхом повторяются и повторяются неожиданные слова.

Мама сказала... «тётя Люся»?

Они... то есть мы... что, родственники? И если она для мамы тетя, то для меня, получается, бабушка? Только с чьей стороны?

С ума сойти...

Остолбеневшая Люся приходит в себя раньше всех и быстро включает логику, сопоставив факты. Переводит на меня взволнованный взгляд расширенных глаз. Ее морщинистые губы легонько подрагивают.

— Дашенька, это ведь твоя мама, правда?

— Да, правда, — подтверждаю я севшим голосом. — А вы...

— Двоюродная бабушка тебе, — шепчет она. — По материнской линии. Твоя баба Лена была моей старшей сестрой.

Я шумно выдыхаю, а потом опасливо кошусь на спящего малыша. Как бы от наших громких разговоров не проснулся.

— Это замечательная новость, Люся... но одно непонятно. Почему мне ничего о вас не рассказывали..?

— Так! — прорезается командный голос моей очнувшейся от шока матери. — Даша, бери коляску и погуляй иди где-нибудь! Мы тут сами разберемся, незачем тебе вникать во всю эту грязь!

Первый инстинктивный порыв — послушаться ее, — я давлю в себе безо всякой жалости. Поднимаю подбородок повыше и расправляю плечи.

— Нет, мама. Я никуда не пойду, пока ты не расскажешь, почему молчала про Люсю.

Она прожигает меня возмущенным взглядом.

— Ишь, как заговорила! Нечего тебе в чужие дела свой нос совать, марш отсюда!

— Ш-ш... Раис, ты бы потише, — вмешивается моя новообретенная бабуля. — Васеньку разбудишь. Чего разоралась так?

— Это не ее ума дело! — ядовито отвечает мать. — Ты что, забыла, какой мерзости я натерпелась по вине твоей драгоценной дочурки-разлучницы?

— Выбирай выражения, когда говоришь об усопших, — голос Люси становится таким ледяным, что я даже не узнаю его. — И не путай свои выдумки с реальностью. Никогда, слышишь... никогда моя Зоюшка не была разлучницей! Прояви хоть сейчас уважение к ее памяти!

— Ни за что! — следует по-настоящему озлобленный ответ. — Это из-за нее Лëшка разлюбил меня. Из-за нее я чуть в той маршрутке не родила... и плевать, что она меня вытащила и сдохла, это долг любого — помогать беременной женщине! Вот только именно из-за ее «светлой памяти» Лëшка потом бросился во все тяжкие! Сначала забухал на месяц, а потом начал гулять по бабам, проституткам всяким... Роковая женщина, блин!

— Раиса, опомнись, ну что ты несешь и при чем тут Зоя? — страдальчески качает головой Люся. — Али ты забыла, как его жениться на себе вынудила? Алексей всегда только Зою и любил. Только из-за твоих козней на том празднике в деревне она его и бросила!

— И что? Никто его спать со мной не заставлял, тетя Люся, — угрюмо огрызается мать. — Да и не такой уж он выпивший и был тогда! Ребенка мне заделал и сам потом предложил пожениться, чтобы Дашка безотцовщиной не осталась!

От переизбытка эмоций лицо моей матери покрывается красными пятнами. И смотрит она на мою двоюродную бабушку Люсю с такой неприязнью, что мне становится совершенно ясно — ни о каком возобновлении родственной связи с ней и речи не идет. В ее представлении.

И мои догадки мгновенно оправдываются.

— Даша! — резко поворачивается ко мне она. — Не смей с ней общаться. Ты должна поддержать меня, если у тебя есть совесть. Это твой дочерний долг!

Чувствую на себе искренне растроенный взгляд пожилой женщины. И у меня возникает такое ощущение, что она заранее смирилась с плохим вариантом развития событий.

— Нет, — решительно качаю головой. — Ты-то как знаешь... но мы с ней как общались, так и будем общаться. Я взрослый человек, мама, это мое личное дело. И дочерний долг сюда впутывать не нужно.

— Неблагодарная! — ахает она, нервно сунув руки в карманы своей фиолетовой куртки. — Вырастила же дрянь на свою голову! Ну знаешь ли... тогда выбор за тобой — или она, или я!

— Раиса, ну что ты за мать такая? — сердито вмешивается Люся. — Нельзя же так с дочкой обращаться.

— Отстань!

Фыркнув, мать разворачивается на сто восемьдесят градусов и резко уходит. Причем так и не посмотрев на своего внука, как планировала. Похоже, она совершенно забыла о его существовании, как только увидела меня со своей ненавистной тетей.

Повисает короткое молчание с осадком легкой неловкости. Мы обе перевариваем случившееся, и я наконец подаю голос:

— Извините за нее. Просто мама убеждена, что надо всегда высказывать людям в лицо то, что она думает о них. Не фильтруя. Любые гадости.

— Мне ли не знать, — вздыхает Люся. — Раиса всегда была такой, хоть рот с мылом полоскай.

Мы снова смотрим друг на друга некоторое время, и устало-огорченное лицо пожилой женщины смягчается. Она порывисто обнимает меня.

— Внучка, счастье-то какое... Ох, как чувствовала я! Не зря ты так на дочку мою похожа, Дашенька... генетику-то не обманешь. Мать твоя больше на отца похожа, а ты в сестру мою пошла. Как и дочка моя.

Я крепко обнимаю ее в ответ, чувствуя невероятную радость. Шутка ли — по-настоящему родной человек, да еще и такой хороший! Господи, как же это здорово.

— Не знаю теперь, как вас называть, — улыбаюсь растроганно. — Такая путаница в голове.

— А так и называй — баба Люся, — она ласково гладит меня по голове подрагивающими от болезненного тремора пальцами и добавляет: — Кровиночка ты моя... подарок судьбы на старости лет. Сам Бог тебя послал ко мне, не иначе! Воистину неисповедимы пути его...

Я внутренне порываюсь расспросить ее о подробностях сомнительной истории с моим отцом и ее дочерью Зоей, но тут в коляске с тихим хныканьем просыпается мой сын.

— Кушать хочет, — заглядываю туда и трогаю его теплые румяные щечки, чтобы почувствовал, что мама рядом. — Надо домой идти.

— Да-да, давай я с коляской сама управлюсь, — кивает баба Люся и с гордостью сообщает малышу: — Как-никак теперь я твоя прабабушка, Василий!

Дома, после кормления, она сразу же забирает его у меня, а я спускаюсь на кухню. Надо заварить чай и приготовить что-нибудь перекусить прежде чем приставать к бабушке с расспросами.