— Ада Адамовна, — выдавливаю я в ужасе, — вы с ума сошли?

— Это по тебе психушка скоро заплачет! — резко повышает голос свекровь. — Если ты не научишься слушать и выполнять то, что тебе умные люди говорят.

Смотрю на эту величественную шикарную женщину в шелковом халате с таким чувством, будто вижу ее впервые. Это до какой же степени цинизма и морального уродства надо дойти, чтобы начать шантажировать маленьким ребенком жену собственного сына?! Просто уму непостижимо...

— Знаете, я просто в шоке, — честно говорю ей. — По-моему, вам самой лечиться надо.

Она вспыхивает красными пятнами и открывает рот, но в этот момент мой проснувшийся малыш в детской издает требовательный вопль мамопризыва.

Только спустя пять минут, когда я сижу с ним на руках и с грустной нежностью смотрю на сосредоточенно-причмокивающее маленькое личико, потрясение меня отпускает. Но взамен, увы, приходят слëзы. Они наворачиваются на глаза сами собой, туманят зрение и стекают по щекам теплыми струйками. Дышу прерывисто, стараясь не потревожить процесс кормления и мысленно считаю — сначала до десяти, потом до ста...

Одна слезинка всë-таки падает на пухлую щечку моего сына, но он только непонимающе моргает и продолжает жадно пить грудное молоко. Слишком проголодался.

— Ничего, Васенька... — шепчу ему, улыбаясь и шмыгая потекшим носом. — Ничего, мой Василëк! Скоро мы с тобой уйдем из этого дурдома. Будем жить, как нормальные люди, мирно и дружно...

Наевшись, он снова засыпает. И как только младенцы умудряются столько спать? Удивительная работа растущего организма.

Несколько минут стою над кроваткой, прислушиваясь к его тихому дыханию. Потом быстро набираю номер своей новообретенной бабушки.

— Здравствуй, Дашенька, ну как ты?

— Люся... — к горлу подкатывает ком, но я его сглатываю и поправляю сама себя: — Бабушка... пожалуйста, приходи как можно скорее. Мне очень нужна твоя помощь!

Звонок во входную дверь раздается уже спустя четверть часа. Я торопливо спускаюсь в гостиную и слышу, как свекровь настойчиво бубнит кому-то по телефону:

— ...девочке просто необходима помощь, уважаемый Вениамин Павлович! Приезжайте поскорее... Какое еще разрешение на осмотр? Она не в себе, понимаете? Такая агрессивная стала! Только сегодня утром чуть не выбросила моего беспомощного внука в окно, понимаете? Еле остановила. Я в ужасе, просто в ужасе... Да-да, ооочень вас жду!

♀️Глава 37. Баба Люся, давай!

Итак, шантаж и угрозы Ады Адамовны оказались вполне серьезными. А я-то, наивная дура, понадеялась, что про психушку она из врожденной стервозности ляпнула. В порыве эмоций, как это у женщин бывает. М-да...

Мрачно иду в прихожую и открываю дверь.

— Ты чего такая, Дашуль? — озабоченно присматривается ко мне баба Люся, потирая озябшие с улицы руки без перчаток. — Да на тебе лица нет! И бледненькая вся...

Я прикладываю палец к губам и веду ее наверх.

Свекровь всë еще бродит по гостиной с телефоном, явно стараясь сгустить краски для сговорчивости своего «знакомого уважаемого врача». Надо успеть с хоть какими-то контрмерами против ее новой интриги, но я пока слишком растеряна от ее прямолинейных военных действий. Потому что никогда еще прежде наше инертное неприязненное противостояние не переходило в острую фазу такого дикого масштаба.

Баба Люся слушает мои новости, не перебивая. Брови ее ползут всë выше и выше, а потом у нее даже рука дергается перекреститься оторопело.

— Свят, свят... ну и дела! Она часом бесами не одержимая? Такое наплести!

— Я уже ни в чем не уверена, баб Люсь, — мрачно отвечаю ей, но на душе становится намного легче. Всë-таки возможность с кем-то поговорить и посоветоваться — самая лучшая вещь, которая со мной случилась за последнее время. — И вообще собираюсь уйти отсюда. Хочу пожить в деревне, подальше от всех, там покойная баба Лена мне дом свой завещала. Ты давно там в последний раз была?

— Года три тому назад. Там за хозяйством сосед Лукич присматривает... Ленка ему еще при жизни разрешала сено со своей лужайки заготавливать и картошку на огороде сажать. Самой уже по болезни недосуг было, а сосед взамен помощь ей всяческую по дому оказывал.

— Значит, присматривает... — задумчиво повторяю я. — Это хорошо.

— Муж твой должен обо всем узнать, Даш. Да поскорее! А не то эта бесноватая натворит делов. Позвони ему, девочка.

Я морщусь, но всë-таки согласно киваю.

Общаться с завравшимся тираном Князевым сейчас не хочется от слова «совсем», но баба Люся права. Ему следует быть в курсе, что за фрукт его драгоценная родительница. А уж что с этой информацией делать — его личное дело.

Набираю его номер с тяжелым сердцем.

Гудки... один... три... пять...

Он не отвечает.

Даже предполагать не хочу, чем муж сейчас занят. Потому что навязчивый образ его подсмотренного предательства моментально загромождает все логически нейтральные мысли.

— Не берет трубку, — я нервно закусываю губу.

— Так... — озабоченно хмурится баба Люся. — Ну, тогда сообщение хоть ему напиши! Пусть потом не гавкает, что его не предупреждали, коль беда какая стрясется из-за его попустительства!

Пока я строчу подробную смс, стараясь ограничиться сухими фактами без эмоций, она меняет подгузник Васе и упаковывает его в теплый комбинезончик. Малыш умилительно агукает и активно сучит ножками, рассматривая доброе морщинистое лицо над собой.

— Всë! — я жму на кнопку «отправить» и выдыхаю. — Правда, сомневаюсь, что он приструнит свою мать. Она для него всегда была... ну кем-то, вроде неприкасаемого памятника.

— Ничего, ничего. Мужчина сам принимать решения должен, если он действительно мужчина. Это не твоя забота, — откликается баба Люся, умело перехватывая правнука одной рукой, чтобы поправить ему капюшон на голове. Потом сердобольно оглядывается: — Значит, уйти от неблаговерного-таки решила? В деревне жить несладко, Дашенька. Трудиться в поте лица придется...

— Я справлюсь, — упрямо поджимаю губы. — Всë лучше, чем жить во лжи и неуважении.

— Эх, молодость, молодость! — качает она седеющей головой. — Ранняя да зелëная! Ладно... деревня от города недалеко совсем, чай не Камчатка. Всегда можно вернуться в привычный комфорт, если невмоготу станет, — ее взгляд красноречиво скользит по стильному декору комнаты и останавливается на кроватке. — Вот только для маленького много чего понадобится. Деньги-то есть хоть свои?

— Есть. Отложила кое-что, на первое время хватит.

— Ну хорошо. С тобой поеду, — подытоживает баба Люся, к моей великой радости. — Одной тебе с Васенькой тяжко будет, а я как-никак родная кровь. Примешь в помощницы?

— Спасибо! — с жаром бросаюсь ее обнимать. — Только на это и надеялась!

— Муж-то хоть в курсе?

— О деревне он не знает, но про развод я пыталась с ним говорить. Он против. Паспорт у меня отобрал...

— Постой-ка, а как же без паспорта-то? — ахает баба Люся. — Это ж документ обязательный!

— Тут такое дело, — неловко начинаю объяснять. — Паспорт лежит в нашем маленьком домашнем сейфе... и я решила забрать его с собой. Он уже в прихожей, в рюкзаке. Я сегодня же хочу уехать, баб Люсь... пока Влад не вернулся. Боюсь, так просто он меня не выпустит. И не исключено, что даже охрану приставит. Он может. Так что испытывать судьбу я не буду.

— Однако!

Челюсть моей бабушки малость отвисает. Тем не менее, мою действительно нестандартную выходку она принимает довольно философски. И даже смеется, прикрыв лицо свободной рукой.

— Да у тебя, Дашенька, я смотрю, не жизнь, а сплошная авантюра!

— У нас мало времени, — сконфуженно подытоживаю я. — Может, ты пока с Васей на улицу выйдешь, а я в сумку еще про запас вещей соберу?

— Да погоди ты с сумкой, кипяток ребячий! — отсмеявшись, баба Люся утирает выступившие на глазах слезы, и кивает на дверь. — Давай с сейфом твоим сначала разберемся. Может, в коляску его?